В поэме «Демон» Лермонтов воплотил свой тираноборческий пафос. Бог в его поэме — это самый сильный из всех тиранов ми­ра, а Демон — враг этого тирана. В понятия добра и зла Лермон­тов вкладывал смысл, противоположный тому, какой они имеют в традиционной христианской морали, где «добро» означает по­корность «доброму» Богу, а «зло» — неповиновение ему.

Но если Бог недобр, то понятия добра и зла меняют свой смысл, приобретают смысл противоположный тому, какой они имеют в традиционной христианской морали, где «добро» озна­чает покорность «доброму» Богу, а «зло» — неповиновение ему. Автор и его Демон не отрицают добро, но добро для них иное. По христианской морали подвиг добродетели в смирении, для Лермонтова — в борьбе, а покорность и смирение — зло. Лер­монтов показывает, что не Демон, а Бог — виновник зла. И са­мым жестоким обвинением против творца является земля:

 

Где преступленья лишь да казни.

Где страсти мелкой только жить.

Где не умеют без боязни

Ни ненавидеть, ни любить.

 

Бог незримо присутствует в поэме, он действующее лицо, хотя и эфемерное. О нем постоянно говорят, вспоминают, об­виняют в преступлениях, совершаемых на земле, так как он сотворил преступников:

 

...всесильный Бог,

Ты знать про будущее мог,

Зачем же сотворил меня?

 

Азраил, как и Демон,— изгнанник, «существо сильное, но побежденное». Он наказан не за бунт, а только за «мгновен­ный ропот». Ему было скучно одному (так как был создан раньше людей). Он упрекнул Бога в этом и был наказан. Так повествует Азраил о себе:

 

Я пережил звезду свою;

Как дым рассыпалась она.

Рукой творца раздроблена;

Но смерти верной на краю.

Взирая на погибший мир,

Я жил один, забыт и сир.

 

Демон же наказан не только за ропот: тут посерьезнее — за бунт. И его наказание страшнее, изощреннее, чем наказание Азраила. Бог испепелил страшным проклятием душу Демона, сделав ее холодной, мертвой. Он не только изгнал из рая, но и опустошил его душу. Но и этого мало. Всесильный деспот воз­ложил на Демона ответственность за зло мира. По воле Бога Демон «жжет печатью роковой» все, к чему ни прикасается, он орудие зла. В этом страшная трагедия героя Лермонтова.

 

Помчался — но куда?

Зачем? Не знаю, — прежними друзьями

Я был отвергнут, как Эдем,

Мир для меня стал глух и нем...

 

Любовь, вспыхнувшая в душе Демона, означает для него возрождение. Пляшущая Тамара оживила «немой души его пустыню».

 

И вновь постигнул он святыню:

Любви, добра и красоты.

 

В возрожденной душе проснулись мечты, забытые чувст­ва. Демон хотел, чтобы душа его жила, откликалась на впе­чатления жизни и могла общаться с другой, родной душой, испытывать большие человеческие чувства. Жить! Ощутив любовь к Тамаре, Демон почувствовал любовь ко всему живо­му, потребность творить добро, восхищаться красотой мира — все, чего лишил его «злой» Бог.

 

Он любовался — и мечты

О прежнем счастье цепью длинной,

Как будто за звездой звезда,

Пред ним катилися тогда.

 

Почувствовав впервые «тоску любви», Демон плачет.

 

Поныне возле кельи той

Насквозь прожженный виден камень

Слезою жаркою, как пламень,

Нечеловеческой слезой.

 

Что же так привлекло Демона в Тамаре? Она не просто красавица, этого было бы мало для любви. Он почувствовал в ней душу, способную понять его. Волновавшая Тамару мысль о «судьбе рабыни» была протестом против этой судьбы, и этот бунт ощутил в ней Демон. Именно на такую душу, «полную гордыни», и мог наложить свою печать Демон. Только к де­вушке, в характере которой были заложены черты мятежности, мог обратиться он со словами:

 

Оставь же прежние желанья

И жалкий свет его судьбе;

Пучину гордого познанъя

Взамен открою я тебе.

 

Между героями существует некоторая родственность ха­рактеров.

Философская поэма «Демон» в то же время и психологиче­ская. В ней заложен и громадный социальный смысл. Герой поэмы носит в себе черты живых людей, современников поэта. Передовые люди 30-х годов XIX века страстно искали истину, резко критиковали самодержавно-крепостническую действи­тельность с ее рабством, жестокостью, деспотизмом. Но они не знали, где найти правду. Выросшие и воспитанные в крепост­нической стране, они были и сами во многом отравлены ее пороками.

Черты одиноких страдальцев-бунтарей Лермонтов и отра­зил в образе Демона. Это бунтовщик без положительной про­граммы, гордый и отважный мятежник, возмущенный неспра­ведливостью законов Вселенной, но не знающий, что этим за­конам противопоставить. Демон рвется к людям и презирает их. Одну минуту своих «непризнанных мучений» он ставит выше «тягостных лишений, трудов и бед толпы людской». Де­мон не может освободиться от отравившего его зла, и не вино­вен в нем.

Но Демон так же образ символический. Он — образ ломки старого мира, крушения старых понятий добра и зла. Поэт отразил в нем дух критики и революционного отрицания. «Дух критики,— писал Герцен, анализируя образ Демона,— вызван не из ада, не с планет, а из собственной груди, и ему некуда исчезнуть».

Символический образ Демона раскрыл Белинский. «Де­мон,— писал он,— отрицает для утверждения, разрушает для созидания...» Свой труд Лермонтов не закончил. На рубеже 40-х годов для поэта наступил новый творческий этап. Из ми­ра тоски и безнадежных блужданий он вышел к поискам по­ложительного героя, от отрицания — к утверждению, от Де­мона — к Мцыри. Белинский назвал Мцыри любимым идеа­лом Лермонтова.