Повесть А. И. Куприна «Поединок» появилась в свет в 1905 году. Она сразу привлекла к себе всеобщее вни­мание и сделала знаменитым ее автора. Действительно, трудно назвать другое произведение, где с такой силой и мастерством показано состояние армии того времени и царящие в ней нравы.

Материал для «Поединка» дала Куприну сама жизнь. Писатель учился в кадетском корпусе и в юн­керском училище, затем почти четыре года прослужил в армейском пехотном полку. Накопленные впечатле­ния и легли в основу повести, позволили писателю правдиво изобразить картины провинциальной армей­ской жизни и создать целую галерею портретов офице­ров и солдат.

У офицеров N -ского полка есть общие черты, обус­ловленные сходством службы, быта, условий жизни. Их повседневность складывается из присутствия на строевых занятиях и изучения воинских уставов, посе­щения офицерского собрания, выпивок в одиночку или в компании, связей с чужими женами, игры в карты.

Однако каждый из офицеров отличается своеобра­зием, какими-то своими, характерными чертами. Вот перед нами непритязательный, добродушный поручик Веткин. Он привык ни о чем не задумываться, жить будничной жизнью. Несмотря на свою относительную «безобидность», Веткин производит впечатление легко­мысленного и недалекого человека. Ротный командир капитан Слива — тупой служака, «грубый и тяжелый осколок прежней, отошедшей в область предания, жес­токой дисциплины» — не интересуется ничем, что вы­ходит за пределы роты, строя и устава. Поэтому не удивительно, что во всем мире у него лишь две привя­занности: «строевая красота своей роты и тихое, уеди­ненное ежедневное пьянство по вечерам». Поручик Бек-Агамалов никак не может справиться со вспышками диких кровожадных инстинктов; капитан Осадчий прославился своей жестокостью. Он воспевает «свире­пую беспощадную войну» и внушает «нечеловеческий трепет» своим подчиненным. Продолжают эту галерею портретов меланхоличный и пассивный штабс-капитан Лещенко, «способный одним своим видом навести тос­ку»; фат и пустышка Бобетинский, воображающий се­бя изящным великосветским человеком; «молодой ста­рик», хлыщеватый поручик Олизар и многие другие. Искреннюю жалость вызывает нищий вдовый поручик Зегржт, которому не хватает крошечного жалованья, чтобы прокормить четверых детей.

Спасаясь от скуки и рутины, офицеры стараются придумать себе какое-нибудь занятие, средство уйти от тяжелой бессмыслицы военной службы. Так, под­полковник Рафальский по прозвищу Брем отводит ду­шу в домашнем зверинце. Среди товарищей он слывет «милым, славным чудаком, добрейшей душой». Но как-то раз «добрейший человек», взбешенный тем, что гор­нист из-за крайней усталости неверно выполнил его приказ, так ударил его, что солдат вместе с кровью вы­плюнул на землю выбитые зубы.

Истинным военным по призванию является капитан Стельковский. Он заботится о своих солдатах, у него лучшая рота в полку: «Люди в ней были все, как на подбор, сытые, бойкие, глядевшие осмысленно и смело в глаза всякому начальству... В роте у него не дрались и даже не ругались... его рота по великолепному внеш­нему виду и по выучке не уступила бы любой гвардей­ской части». Во время военного смотра капитан прояв­ляет себя как отличный командир — находчивый, сооб­разительный и инициативный. Однако вне службы Стельковский не может похвалиться благородством и высокими душевными качествами: он совращает мо­лоденьких крестьянских девушек, и это стало для него своеобразным развлечением.

Повесть «Поединок» раскрывает бесчеловечность, душевное опустошение людей в условиях армейской жизни, измельчание и опошление их.

Армейской среде с ее косной офицерской кастой и доводимыми до одурения солдатами противопостав­ляются подпоручик Ромашов и его старший друг офи­цер Назанский. Эти герои олицетворяют гуманистичес­кое начало в повести.

Ф. Левин отмечает, что многие критики и историки литературы считают, что в Ромашове много автобио­графических черт Куприна: «Как и сам писатель, Ро­машов происходит из города Наровчата Пензенской гу­бернии, у него есть только мать, отца он не помнит, детство его прошло в Москве, учился он в кадетском корпусе, а затем в военном училище. Все это совпадает с обстоятельствами жизни Куприна».

Для читателя Ромашов прежде всего обаятельный молодой человек, привлекающий своим благородством и душевной чистотой. Однако именно из-за этих ка­честв Ромашову трудно ужиться в армейской среде. Он добр и простодушен, обладает ярким воображением, детской мечтательностью. Окружают же его в боль­шинстве своем опустившиеся порочные люди, которые разучились мыслить. Не удивительно, что Ромашов чувствует себя чужим и одиноким среди них: «Уже не в первый раз за полтора года своей офицерской служ­бы испытывал он это мучительное сознание своего оди­ночества и затерянности среди чужих, недоброжела­тельных или равнодушных людей...» Ему не по душе грубые армейские привычки, карты, попойки, пошлые связи, издевательства над солдатами.

Особую симпатию читателей вызывает его отзывчи­вость, сострадание к чужому несчастью. Так, Ромашов вступается за татарина Шарафутдинова, который поч­ти не понимает по-русски и никак не может уразуметь, чего от него хочет полковник. Он удерживает от само­убийства солдата Хлебникова, доведенного до отчаяния издевательствами и побоями. Ромашов, в отличие от других офицеров полка, понимает, что «серые Хлебни­ковы с их однообразно-покорными и обессмысленными лицами — на самом деле живые люди, а не механичес­кие величины...»

Человечность подпоручика сказывается и во многом другом: в обсуждении офицерских расправ со «шпаками», в том, как он относится к своему денщику череми­су Гайнану и, между прочим, к его языческим верова­ниям, в том, как Ромашов, рискуя жизнью, остался один перед обезумевшим Бек-Агамаловым и защитил от него женщину, в том, как мучительно тяготился Ро­машов пошлым романом с Раисой Петерсон, в том, на­конец, как чисто и самоотверженно полюбил он Алек­сандру Петровну.

Создавая образы героев повести, Куприн проявляет поразительную наблюдательность в описании бытовых подробностей, незаметных, но важных мелочей. Он умеет метким словом так охарактеризовать человека, что сразу его представляешь. Например, Ромашов име­ет наивную юношескую привычку думать о себе в тре­тьем лице словами романов, которых он успел начи­таться. И вот перед нами как живой возникает образ молодого человека, немного смешного, впечатлительно­го и неуверенного в себе, который хочет казаться зна­чительным.

Особое место среди героев «Поединка» занимает Назанский. Это наименее жизненный персонаж повести. По-видимому, писатель вводит его для выражения своих заветных мыслей и мировоззренческих взглядов. Казалось бы, почему их нельзя вложить в уста такого прекрасного человека, как Ромашов? Я думаю, что Ку­прин считал подпоручика слишком молодым и недоста­точно образованным, чтобы стать выразителем такой философии. Вместе с тем Назанский удачно дополняет образ Ромашова.

В уста Назанского Куприн вложил беспощадную критику армии и офицерства. «Нет, подумайте вы о нас, несчастных армеутах, об армейской пехоте, об этом главном ядре славного и храброго русского вой­ска. Ведь все это заваль, рвань, отбросы», — говорит Назанский. Я думаю, что истинная трагедия этого че­ловека заключается в том, что он прекрасно понимает всю мерзость окружающей его среды, но не в силах что-либо изменить. Более того, ему не с кем, кроме Ро­машова, поделиться своими взглядами на жизнь, пото­му что его никто не в состоянии понять: «Они смеются. ха-ха-ха, это все философия!.. — Смешно, и дико, и непозволительно думать офицеру армейской пехоты о возвышенных материях. Это философия, черт возь­ми, следовательно —чепуха, праздность и нелепая болтовня».

Поэтому не удивительно, что Назанский чувствует себя счастливым и свободным только в пьяном угаре, когда наступает очередной запой. «И вот наступает для меня это время, которое они зовут таким жестоким именем, — делится он с Ромашовым. — Это время мо­ей свободы ...свободы духа, воли и ума. Я живу тогда, может быть, странной, но глубокой, чудесной внутрен­ней жизнью. Такой полной жизнью!»

Но, несмотря ни на что, Назанский обладает огром­ным жизнелюбием. Куприн передал ему свое восхище­ние жизнью, свое преклонение перед ее радостью и красотой. «А посмотрите, нет, посмотрите только, как прекрасна, как обольстительна жизнь! — воскликнул Назанский, широко простирая вокруг себя руки. — О радость, о божественная красота жизни! Герой Ку­прина искренне убежден в том, что будет прославлять прелесть жизни даже в самые страшные минуты, даже если он попадет под поезд и его внутренности «смеша­ются с песком и намотаются на колеса». Это жизнелю­бие, полное ощущения радости и красоты были прису­щи и мировосприятию писателя. Столь же близки ему и вдохновенные слова о любви к женщине, которые произносит Назанский. По его мнению, любовь — са­мое прекрасное и удивительное чувство, даже если она не разделена. Василий Нилович говорит о счастье хоть раз в год случайно увидеть любимую женщину, цело­вать следы ее ног, раз в жизни коснуться ее платья. Он воспевает готовность отдать за нее, «за ее каприз, за ее мужа, за любовника, за ее любимую собачонку» и жизнь, и честь, «и все, что только возможно отдать!» Взволнованный Ромашов всей душой принимает эти слова, потому что именно так любит он Александру Пе­тровну.

Назанский делится с Ромашовым и другими мысля­ми — о будущем, о «новых, смелых и гордых» людях, о своем идеале. Назанский отвергает евангельское на­ставление «люби ближнего, как самого себя». Он ут­верждает, что на смену любви к человечеству идет но­вая вера: «Зато любовь к себе, к своему прекрасному те­лу, к своему всесильному уму, к бесконечному богатству своих чувств... Вы —царь мира, его гордость и украшение... Делайте, что хотите. Берите все, что вам нравится. Не страшитесь никого во всей вселенной, по­тому что над вами никого нет и никто не равен вам. На­станет время и великая вера в свое «я» осенит, как ог­ненные языки святого духа, головы всех людей, и тогда уже не будет ни рабов, ни господ, ни калек, ни жалости, ни пороков, ни злобы, ни зависти. Тогда люди ста­нут богами».

По моему мнению, в такой позиции персонажа чув­ствуется влияние теории сверхчеловека, сильной лич­ности в духе философии Ницше. Эта теория была очень популярна в начале XX века. По-видимому, не избежал этого увлечения и А. И. Куприн.

Хотя Ромашов восторженно слушает откровения Назанского и даже хочет назвать собеседника учите­лем, ему чуждо ницшеанское презрение к слабому. До­статочно вспомнить, как бережно он относится к Хлеб­никову, как добр к Гайнану. Несмотря на ум и блеск Назанского, я нахожу Ромашова гораздо более благо­родным, по-человечески более привлекательным. По-видимому, образом подпоручика Куприн хотел под­черкнуть мысль о том, что честный и порядочный че­ловек всегда выше, всегда остается победителем в духовном плане.