Наверное, до конца своих дней мы не сможем разобраться с наследием Великой Отечественной войны. И кому, как не писателям, лучше всего понимать это. Война — это событие, которое надо было не только пережить, но и осмыслить. И поэтому вновь и вновь берутся за перо писатели и рассказы­вают об уроках войны. Страстная вера в то, что он обязан рассказать, а люди должны узнать о его войне, о его товари­щах, которые сложили голову в стоивших нам больших жертв боях подо Ржевом, руководила и Вячеславом Леонидо­вичем Кондратьевым.

Повесть «Сашка» была сразу же замечена и оценена по достоинству. Читатели и критики, проявив на сей раз редкое единодушие, определили ей место в ряду самых больших удач нашей военной литературы. Я думаю, что причина этого отчасти в том, что посвящена она одной из важнейших проблем военной литературы вообще: человек на войне.

В центре художественной вселенной В. Л. Кондратьева овсянниковское поле — в воронках от мин, снарядов и бомб, с неубранными трупами, с валяющимися простреленными касками, с подбитым в одном из первых боев танком. Оно ничем не примечательно. Поле как поле. Но для героев Кон­дратьева все главное в их жизни совершается здесь, и мно­гим не суждено его перейти, они останутся здесь навсегда. А тем, кому повезет, кто вернется отсюда живым, запомнится оно навсегда во всех подробностях — каждая ложбинка, каждый пригорок, каждая тропка. Для тех, кто здесь воюет, даже самое малое исполнено немалого значения: и шалаши, и мелкие окопчики, и последняя щепоть махры, и валенки, которые никак не высушить, и полкотелка жидкой пшенной каши в день на двоих. Все это составляло жизнь солдата на переднем крае, вот из чего она складывалась, чем была на­полнена. Даже смерть была здесь заурядно привычной, хотя и не угасала надежда выбраться отсюда живым.

Теперь из дали мирных времен может показаться, что описанные Кондратьевым подробности: дата, которой поме­чена пачка концентрата, лепешки из гнилой, раскисшей кар­тошки — не так существенны. Но ведь это все правда, так было. Можно ли, отвернувшись от грязи, крови, страданий, оценить мужество солдата, понять, чего стоила народу война? Клочок истерзанной войной земли, горстка людей — самых обыкновенных, не решающее, не вошедшее в историю сражение... Но на этом материале В. Л. Кондратьев изобра­зил народную жизнь во всей полноте. В малом мире овсянни-ковского поля открываются существенные черты и законо­мерности мира большого, предстает судьба народная в пору великих исторических потрясений. В малом у него неизмен­но проступает большое. Та же дата на пачке концентрата, свидетельствующая, что он не из запаса, а сразу, без промед­ления и задержек, попал на фронт, без лишних слов указы­вает крайний предел напряжения сил всей страны. Конечно, эта деталь подкреплена и подтверждена другими, но для пол­ноты и точности картины необходима и она.

Фронтовая жизнь — действительность особого рода: встре­чи здесь скоротечны — в любой момент приказ или пуля могли разлучить надолго, часто навсегда. Но под огнем за не­многие дни и часы, а иногда в одном лишь поступке характер человека проявлялся с такой исчерпывающей полнотой, с такой предельной ясностью и определенностью, которые порой в нормальных условиях недостижимы и при многолет­них приятельских отношениях. Представим, что война пощадила и Сашку, и того тяжело раненного солдата, которого герой, сам раненный, перевязал и к которому, добравшись до санвзвода, привел санитаров. Стал бы вспоминать этот случай Сашка? Скорее всего, нет, для него в нем нет ничего особенно­го, он сделал то, что считал само собой разумеющимся, не при­давая ему никакого значения. Но тот раненый солдат, которо­му Сашка спас жизнь, наверняка никогда его не забудет. Что из того, что он не знает о Сашке ничего, даже имени. Сам по­ступок раскрыл ему в Сашке самое главное. И если бы их зна­комство продолжилось, оно бы не так уж много добавило к тому, что он узнал о Сашке в те считанные минуты, когда сва­лил его осколок снаряда и лежал он в роще, истекая кровью.

Часто говорят, имея в виду судьбу человека, — река жизни. На фронте ее течение становилось катастрофически стремительным, она властно увлекала за собой человека и несла его от одного кровавого водоворота к другому. Как мало оставалось у него возможностей для свободного выбора! Но, выбирая, он каждый раз ставит на карту свою жизнь или жизнь подчиненных. Цена выбора здесь всегда жизнь, хотя обычно выбирать приходится вещи как будто бы обы­денные — позицию с обзором пошире, укрытие на поле боя. Кондратьев пытается передать это неостановимое движение потока жизни, подчиняющего себе человека; иногда у него на первый план выступает герой — Сашка. И хотя он стара­ется использовать все возникающие возможности для выбо­ра, не упускает ситуаций, исход которых может зависеть от его смекалки, выдержки, он все-таки во власти этого неукро­тимого потока военной действительности — пока он жив и цел, ему снова ходить в атаку, вжиматься под обстрелом в землю, есть что придется, спать где придется...

Тяжкий период войны изображает В. Л. Кондратьев: мы учимся воевать, дорого стоит нам эта учеба, многими жизнями плачено за науку. Постоянный мотив В. Л. Кондратьева: уметь воевать — это не только, преодолев страх, пойти под пули, не только не терять самообладание в минуты смертельной опас­ности. Это еще полдела — не трусить. Труднее научиться дру­гому: думать в бою и над тем, чтобы потерь — они, конечно, неизбежны на войне — все-таки было поменьше, чтобы зря и свою голову не подставлять, и людей не класть.

Когда у Сашки спрашивают, как же он решился не вы­полнить приказ — не стал расстреливать пленного, разве не понимал, чем ему это грозило, — он отвечает просто: «Люди же мы, а не фашисты». В этом он непоколебим. И простые его слова исполнены глубочайшего смысла: они говорят о не­одолимости человечности. Книга Кондратьева, в которой с таким бесстрашием нарисован жуткий лик войны, в своей основе светлая книга, потому что проникнута верой в торже­ство человечности.

Мог ли кто-нибудь тогда, сорок лет назад, представить себе, что переживает самые главные годы своей жизни! Ко­нечно, нет, — считали, что все еще впереди, в будущем, ко­торое так много обещает. Дожить бы только до него... Но, читая военную прозу Вячеслава Леонидовича Кондратьева, постоянно ощущаешь, что в судьбе его героев ничего важнее и возвышеннее не будет, чем эти очень тяжелые, заполнен­ные обычными солдатскими заботами и тревогами дни.